+7 (499) 709-7245
Мы рекомендуем

Яхтинг в Ирландии

  • Alexandra Pritvorova
  • 5 Дек 2011

Keep Ireland tidy, get your garbage to England.
Хороша ложка к обеду. Но ложки нету.

— Может быть, здесь
есть черный ящик,
который записывает
все наши разговоры?
— Да. Это я.

Первые пять минут в Голуэе ясно показали — тут вам не Лондон и указатели там не растут как грибы на деревьях. Поэтому я после десятиминутного колебания взяла такси и почти что с помпой (если бы!) прибыла в голуэйскую марину, оказавшуюся отнюдь не черноморской, с двадцатью причалами по пятьдесят яхт, а скромным закутком, где и пятьдесят яхт-то не поместились бы. Господа яхтсмены жизнерадостно пожирали крабов, я забросила вещи в каюту и недолго думая упала спать. Побудка была назначена на пять утра. Так начинался чемпионат по закидыванию невода в синее море.

Восьмой уровень. Голуэй-Голуэй.

— И каждый раз мы возвращались туда,
откуда ушли.
— Прямо модель построения демократии
в России.

Первое утро в Ирландии ясно показало — это не Хорватия, детка. Это волна, пронизывающий ветер, это ты не пожалеешь ни об одном из слоёв утепляющей одежды, и совершенно точно не стоит плотно завтракать, а также обедать и ужинать, это серое небо, темно-зеленые берега, темно-зеленая вода, ярко-зеленый мох…

…и мы вышли и пошли. Прямо в изрядно волнистое ирландское море

…и мы вышли и пошли. Я не продирая глаз натянула на себя в правильном порядке термуху, флис и непром и мы пошли. Прямо в изрядно волнистое ирландское море. Там нас поджидала морская болезнь и всякие другие новости. Во-первых, оторвало плот. По дороге его раскрыло, так и выяснилось, что он работает. Во-вторых, почти оторвало тузик. Для верности.

Во-первых, оторвало плот. По дороге его раскрыло, так и выяснилось, что он работает

Егор поднялся на палубу, трезво оценил обстановку и сказал «разворачиваемся, звоним Кирену, подбираем плот, возвращаемся». Кирен, он же «Уи нид ту дискасс сам проблемс», он же впоследствии Манго — представитель хозяина лодки Стюарта, он же милашка Стю, о нем же «Нам нужен утюг — сглаживать острые углы», ему же «Вы имеете виды на наш страховой депозит, ржавый якорь мне в зад?».

Плот со второй попытки мы подобрали. Потом закрепили тузик. Потом плот сорвало еще раз. Пока пытались выловить веревку, упустили багор. Выловили багор. Выловили плот. Поздравили друг друга. Вернулись в порт.

Я очень сухо излагаю, господа, конечно, если б мы использовали русский мат, поверьте, картина была бы гораздо ярче. И в тексте, и в жизни. Но мы вернулись, обсудили наши проблемс с Киреном, ничего внятного не добились — и пошли добывать продукты для вечернего ужина. Ваня с Юлей вдохновенно порыбачили, но им достались только воспоминания и много солёной воды прямо в непромокаемые штаны. Юлька потом говорила, что нигде она так не намокала, как в этот краткий рейд на тузике. Потом был ужин, потом были пабы. Тут должен быть решительный брэйк, иначе все мемы пойдут прахом.

— Какая нетривиальная пища. Она требует полного сосредоточения.
— Вот он, активный отдых.

Во-первых, ужин. Ужин на яхте это отдельная песня всегда. Но если в команде есть хороший кок, это не то что песня, это опера в семи частях с кордебалетом бобров-оборотней. В том смысле, что этого действа вы не забудете уже никогда. А Ванечка оказался коком от бога. Кроме этого он оказался превосходным переговорщиком и удачливым рыбаком. В общем, вы уже понимаете, в какой кулинарный рай мы нежданно попали.

Ужин на яхте это отдельная песня всегда. Но если в команде есть хороший кок, это не то что песня, это опера в семи частях с кордебалетом бобров-оборотней

Во-вторых, пабы. Голуэй это изрядно центр культурной и уличной жизни. А в дни фестиваля современной культуры так и особенно. Поэтому из всех пабов доносилась живая музыка, везде толпились люди, было шумно, гиннессно и прекрасно. Где-то Girl from Galway, где-то Wonderwall, можно было выбрать на любой вкус и насладиться об это сполна. Определенно, на компенсации за тестовый режим плавания небо не скупилось.

В-третьих, за тестовый режим плавания замолвим слово. Изначально предполагалось, что групп будет две и каждая из них обойдет вокруг Ирландии. Таким образом, Егор и Вадим должны были обойти вокруг Ирландии два раза и получить оранжево-зеленую юлу в подарок. Но мы пожаловали в холодные мокрые воды реальности и уже на второй день (заплывая, так сказать, вперёд) стало ясно, что никакой кругосветки (или правильней было бы сказать «кругоирландки»?) нам не светит, поэтому дальше можно было расслабиться и получать удовольствие от поломок и переделок, зная, что всё это пойдет на пользу нашей дорогой второй группе. То есть, мы вполне могли считать себя фокус-группой. Или фокус-покус-группой.

Возвращаясь к пабам, добавлю, что ирландцы легки на подъём. И на помине. Пока мы с Юлей ждали Егора на выходе, увидели, например, как два соседних паба перекидываются костерами. А еще как по улице идут три босые девочки и негр. А еще как из бара выходит девушка, делает ногами переступание из джиги, при этом приговаривая «Уиии! Ииууиии!», широко улыбается мне и уходит. Или как переодевается человек, изображавший живую скульптуру. Юля лирически сказала «Он, наверное, так же, как мы сейчас, мокрый и соленый» — и на этой славной ноте мы отправились спать.

Девятый уровень. Огонь, вода и лимонные жопки.

— Помпа ты трюмная!
— Это почти как «отсоси».

И снова мы решительно вышли в море, без плота (и Светы, поехавшей паромом на Араны), но с рулём и ветрилами. Уж ветрилы так ветрилы в Ирландии, белокожим вы оттуда не вернётесь. Снова мы шли на Аранские острова, «мы поедем, мы помчимся острым-острым бейдевиндом». Ну не совсем так, у нас был прекрасный контр-галс, потом снова острый бейдевинд, и Ваня даже умудрялся рыбачить…
…пока в кают-компании не завыла сирена. Егор проснулся, обвёл всё вокруг острым глазом и сказал «Господа, у нас полный трюм воды. А помпа не сосёт. Разворачиваемся, звоним Кирену, подбираем плот, тьфу, вычерпываем воду, возвращаемся».

Это был день, когда мы нарисовали что-то от идеального ромба и про…шли шанс обойти вокруг Ирландии. «Ок!» — сказали мы дружно (и начался беспримесный фан, кач и прочий лулз). И пошли себе назад, никого не трогая. Под шумок промокли ванины шузы и открылся светин жилет. Света, умная девочка, перед тем, как свалить на Араны, все запаковала. Кроме жилета.

Но и это еще не все. пока снова не сработала сирена в кают-компании. Нет, газом воняло давно. Но его перекрыли, а воняло все равно. И работала бы она себе и работала, если б умная девочка Саша не заглянула в кормовую каюту и не увидела, что там можно вешать топор, багор и прочие рыболовецкие снасти, проще говоря, дышать не видно и воняет палёной проводкой.

На обратном пути нас, кстати, чуть не смыло за борт волнойОказалось, что гениальные конструкторы присобачили «окно с жопы лодки», то бишь хитрый такой лючок на корме, который никто не увидел, никто не узнал и никто не проверил. Никому не нужен он был и не искал никто его. И от волны потихоньку-полегоньку набрался полный трюм, а также матрасы и прочие ящики с электроникой. От чего мы лишились света. Ну и газ не включался. Для верности. Но не будем забегать вперёд, когда позади еще столько интересного.

На обратном пути нас, кстати, чуть не смыло за борт волной, которую отчего-то никто не увидел, ни рулевой, поскольку она подошла сзади, ни фотокор, который был увлечен углом грота к воде, ни даже Ваня, который удил с кормы рыбу на бутылку соуса. Помни об интерференции, рулевой!

Итак, мы вернулись к прежнему расписанию:
— швартовка в рыбацкой гавани (марина в Голуэе имеет приятную особенность, она открывается только во время высокой воды, поэтому переставляться туда и оттуда приходилось в самое неудобное время суток, но это было наименьшей из наших трудностей, как вы уже понимаете),
— переговоры с Манго;
— рыбная или же мидийная ловля — для рыболовов;
— отсыхание на яхте и закупка продуктов — для не-рыболовов;
— приготовление ужина на полк солдат;
— поедание ужина с потерей человеческого облика;
— поход по пабам.

В тот день поход по пабам был заменен празднованием моего дня рождения, за что я в очередной раз приношу свои официальные, неофициальные, личные, социальные, прочие, частные, необязательные, непременные, необременительные и нелицензированные благодарности всем участникам, соучастникам и неучастникам. По-моему, это был идеальный день рож. Огонь, вода и морские гады. А потом мы залегли спать, чтоб завтра с новыми силами вступить в бой за оснащение нашего дорогого Океаниса. Кирен нервно чесался, ворочаясь с боку на бок, а Стюарт сдавленно икал во сне.

Десятый уровень. Голуэй — Иниш Мор — Голуэй.

Рано-рано два барана
Вновь выходят на Араны.

А наутро мы поехали на Араны. Автобусом, паромом, велосипедами. Серое небо, зеленая трава, белые дома, каменные заборы. Колония котиков. Нет, не мы. Крепость Дун Аоргхаса, чуть не самая древняя в Европе, больше похожая просто на еще один сложный и очень высокий забор. Сначала сорок минут вверх по камням, как козочки, легче, господа, еще легче. Мягкая как пузо ежа изумрудная трава. И — обрывающаяся вниз, в океан, пронзительная высота. И еще одна колония котиков. На этот раз туристы, а потом даже мы. Ну, и немного Гиннеса напоследок.

Если вы хотите увидеть свой тузик живым, выслушайте наши условия.

Мы вернулись шалые, опять устрицы, опять ликеры, но назавтра был тихий день, переговоры с участием утюга и лебедки. Стю поставил нас на колени несданными деньгами, пришлось лечить нервы тройной ухой. Рыбаки на рыбалку, мы по пабам. Егор на танцах. Ужин как в мишлен-ресторане. И ликеры, конечно.

На следующий день все снова вышли на Араны (пешком), я отписалась от этой раскладки по примитивным денежным соображениям и пошла погулять по побережью. Часам к семи уже вернулась обратно к нашей дорогой Сью Элле, чтобы узнать, что нам привезли плот и в десять вечера мы выходим. Нахрен. Ну, в смысле, в Дингл. И мы таки-вышли в ночное ирландское море, сплюнув, перекрестясь, ну или кто как смог. Ночной Голуэй на горизонте (ну неужели же!!!) был прекрасен и на этой лирической ноте я, как это водится со мной в самые критические моменты, пошла поспать, чтобы быть в состоянии принять вахту в час глухой ирландской ночи.

Двенадцатый уровень. Голуэй—Дингл.

— Мы прям как древние охотники за приключениями.
— Только у них айпада не было.

Выйдя на палубу, я обнаружила Вадима предсказуемо за рулём, но неожиданно с айпадом в одной руке и без единого огонька вокруг. «Значит, рассказываю, — сказал он мне — электричества у нас нет, бортовых огней у нас нет, навигации у нас нет. Т. е. мы как бы стелс». Когда кто-то предложил привязать на носу хотя бы фонарик, Вадим парировал «Ну да, а еще можно разрезать стереоочки, использовать на сигнальные огни и у нас будет галлюциногенная стереояхта. На экранах радаров мы будем мерцать и переливаться». Здесь я окончательно упала и пошла за чёрным ящиком.

Долгожданный отход из Голуэя. Ночь большого красного спиннакера, стелсов, дельфинов и ориентирования по айпаду.В общем, выяснилось, что батарейка наша разрядилась со скоростью кефали и обратно от мотора подзаряжаться отказалась наотрез. Только на чистом упрямстве наши дорогие русские яхтсмены решили идти дальше, против закона людского и божьего, если уж разбираться начистоту, но с другой стороны, ну когда вы еще походите в ночном море по звёздам, зачеркнуто, айпаду?

Хотя и по звёздам мы шли, и по айпаду. Всю эту долгую, долгую, долгую темную ирландскую ночь, где восходила огромная красная луна («Мне сперва казалось, что это какое-то судно с огромным красным спинакером. — Ага, пока он не взлетел в небо»), где с нами заигрывали дельфины и мы шли под таким неприличным углом к ветру и берегу, что одно неосторожное движение и весь стаксель приходит на мачту (и голову спящего в носовой каюте).

Утро этого прекрасного дня застало нас неподалёку от Финнита, распевающими на палубе кортневскую Снежинку и что-то из Битлз, уже не припомню что. Вообще, надо сказать, что песенный репертуар поездки, поясной поклон Юле, был чуть более, чем полностью великолепен. А день без электричества (что-то шнуровское мне чудится в этом) был настолько солнечным, что почти хорватским, и желающие даже могли легко обгореть на палубе, что для Ирландского моря вообще-то неслыханная роскошь. Ближе часам к трём нас взяла на прицел береговая охрана, выписала вокруг нас красивую параболу и показала знаками, мол, кто здесь? Мы знаками же объяснили, что рация не работает, мол, выходи, подлый трус. Ваня изъяснился с ними о нашей беде с палубы на палубу и они благополучно отъехали. После очередной сессии переговоров с Манго решено было идти в Дингл, где хоть какую-то техническую помощь можно было получить. Так мы послушно и сделали.

Стоянка в Дингле

Ваня пытался подкормить прямо с борта и без того нехуденькую маринскую рыбу, но на это слетелись только не менее жирные чайки

Марина Дингла оказалась прямо-таки Мариной, где суда стояли в количестве, в том числе старые и вельми занятные, а под водой нахально плавала жирная рыба косяками. Но мы почти сразу («почти сразу» на лодке это минимум часа два, если, конечно, не закрывается шлюз) выкатились в город за ужином и музыкой, чего обрели в дингловских пабах в количестве (могли бы обрести и драку, но охотников не нашлось). Это был, кстати, самый прекрасный слышанный мною концерт на ирландской земле, хотя ничего экстраординарного в нём не было, просто правильные песни, спетые в правильное время.

И пока Ванечка искал по городу ужина и приключений, мы неравномерными мелкими группами завалились спать, потому что завтра нам предстояло…

Тринадцатый уровень. Дингл—Валенсия.

— Он придет в 8.
— Надо проверить эйэм или пиэм.

…собеседование с чудесным бородатым ремонтником, кое состоялось утром к нашей необщей (относительно него) радости. То есть батарейка все-тки худо-бедно заработала (правда, до конца поездки она так и держала нас в постоянном тонусе, норовя запикать истошно в самый неподходящий момент). И у нас оставался еще целый день на то, чтобы побродить по Динглу, забраться в его закоулки и закоулочки, залезть на горы и в пучины магазинов и всё такое прочее туристское и несуразное («Я прямо чувствую, как над нами висит эгрегор коллективного восхищения»). Но среди прочего мы с Ю. нашли галерею одной великолепной женщины («А Вы здешняя? — О нет! Я с восточного побережья. — Знаете, для нас из России…»), которая рисует невероятные морские пейзажи и иногда прибавляет к ним невозможных романтических овец. Карен … её зовут, можете тоже приобщиться.

Офигенно вкусное мороженое со вкусом морской соли, ржаного хлеба, прибрежного тумана и черта лысого только у них нет.Мороженое в Дингле и вовсе великолепное, на вкус и цвет, хоть с ржаным хлебом, хоть с морской солью. Если к нему добавить еще немного обнаруженного мною на дегустации в универсаме Дромбега («Да быть не может! — Чего? — Ну чтоб так хорошо»), то жизнь вообще становится стремительно похожа на сказку. Ваня пытался подкормить прямо с борта и без того нехуденькую маринскую рыбу, но на это слетелись только не менее жирные чайки («Кефаль нервно курит на дне»). Он понял, что с рыбалкой сегодня уже не выйдет и со вздохом принялся за аудит мидий.

Я еще прогулялась в одиночестве по раскрашенным всеми цветами радуги дингловским улицам, накупила дурацких и не очень сувениров, долго примеривалась, чтобы заснять совершенно паззловскую картинку залитых солнцем холмов с клочьями белого тумана, а ближе к вечеру еще и выбежала на часок по пабам, послушать, что поют. Тут мне наконец стала известна страшная истина, что на самом деле в ирландских пабах поют одни и те же песни. По обе стороны Ирландии. Только тс-с, я вам ничего не говорила.

А в глухую полночь мы выдвинулись в сторону Валенсии, до полдороги сопровождаемые дельфином, наверное, стражем дингловской гавани.

Четырнадцатый уровень. Дингл—Валенсия.

Желтый это маяк или отдельно стоящая опасность.
Являющаяся маяком.

Это была ночь, о которой нечего рассказать внукам, но забыть это невозможно. Глухой туман, фронт окклюзии оседал мелкими капельками на всём, мы с Юлькой, совершенно расслабившись, задремали прямо на палубе, сидя спина к спине, чем, конечно, изрядно нервировали Вадима, пока он прикидывал, успеет ли поймать нас в полёте если вдруг что. Но вдруг что не случилось, Юля в конечном счете пошла спать, Соня тоже, и ночь мы с Вадимом отстояли и продержались на пару.

В тумане путаются не только стороны света и времена, но и звуки. Можно услышать дельфинов там где их и в помине нет, можно услышать жужжание осы, треск костра, рушащиеся дома, в общем, рожна только нельзя услышать на яхте ночью в тумане. Яхтоходство в Ирландии и вообще-то не слишком развито, судя по тому, что мы видели за эту неделю, но по ночам и вовсе все нормальные (и я говорю это в уважительном смысле, поймите меня правильно) люди благополучно спят в маринах, а не рассекают серую взвесь парусами и тарахтением мотора. Конечно, заход на рассвете в гавань, усеянную мелями и отдельно стоящими опасностями, на самом рассвете, когда и вовсе всё сливается в одну серую неразличимость, время от времени прорезаемую факелами маяков — в общем, это, конечно, мероприятие, достойное настоящего мужчины, я понимаю, но, господа, надо бы и честь знать.

мы стоим в гавани Валенсии и вид такой невероятный, что сначала я снимаю всё вокруг на 360

Ну бухтеть уже поздно, конечно, особенно когда на дворе уже чертовых шесть утра, мы стоим в гавани Валенсии и вид такой невероятный, что сначала я снимаю всё вокруг на 360, а следом за мной еще и Вадим. Своей швартовкой мы разбудили Ванечку («Я все проспал? — Наоборот, ты в самый раз. Можно рыбачить. — А китов не было? — К счастью, не было») и после короткой интермедии («Где, интересно, хлеба? — Хлеба в закромах»), сопровождавшейся нашим с Егором дружным переменным сдавленным ржанием в подушки, мы, наконец, угомонились.

Пятнадцатый уровень. Валенсия.

— А где же табличка рододендроид?

Валенсия — остров с тропическим садом. В Ирландии. Не знаю как Вам, а мне надо сделать короткую передышку каждый раз, когда я это говорю, чтоб успокоить свой когнитивный диссонанс. Но и помимо тропического сада, там самая активная в Ирландии морская жизнь и самые сказочные виды. Например, когда мы очухались, часам к двенадцати, небо всё так же сливалось с водой, лишь изредка перемежаясь узенькими полосками земли. При этом между этими серыми простынями рассекали яхты, катались граждане на водных лыжах (и водном скейте), деловито перемещалась береговая охрана, в общем, кипела жизнь. Мы на тузике переправились на малую землю и занырнули в глубины удивительной растительности.

Там мы обнаружили источник неопределенной религиозной принадлежности («Сюда наверное приехал какой-нибудь святой и кинул сюда свою мощь»), совершенно хоббитскую опушку хвойного леса с дорожкой, уходящей в глухую тень и холм, засиженный овцами и продуктами их жизнедеятельности («Главное не наступить на прекрасное. — А прекрасного тут много. — Куда ни глянь»). Там Ваня и Вадим спасли одну овцу, застрявшую в заборе, а вторую, которую уже нельзя было спасти, Ваня долго изучал на предмет того, что всё же с ней, бедняжкой, стряслось («На ней теперь твои отпечатки. — Ну все, меня не выпустят. — Размечтался»). На вершине холма — огромный кельтский крест погибшему во времена великого ирландского голода — и вид, от которого захватывает всё. Там же мы встретили очередного прекрасного ирландского дядечку, который поговорил с нами о том, что в Сомали и сейчас голод и вообще в мире мало что изменилось. Пообещал, среди другого, сказать хозяину овцы, что с ней стряслось нехорошее. Надеюсь, сказал. А мы потихоньку направились обратно, обсуждая по дороге Стивена Кинга, рассказы о драгдилерах-самоедах (в буквальном смысле), погоду в Москве (ну вы чувствуете подбор тем, да?) и попадавшиеся по дороге невообразимости, вроде кладбища двенадцати собак.
Как обычно, чтоб успеть к прибытию второй группы в Голуэй, нам предстоял ночной переход.

Шестнадцатый уровень. Валенсия—Иниш Манн.

Такая макрель нас тормозить будет.
Или приводить.
Допились до приводящих макрелей.

Да мало того, что ночной, так еще и по местам предполагаемого обитания китов. Впрочем, китов мы так и не видели. Зато видели стада птиц, изрезанные ветром в кружево острова, домики на отвесных склонах, к которым вообще непонятно, как подъезжать и подъезжать ли вообще. Погода была унизительно ровной и хождение под парусом лирически перемежалось моторчиком (не забывайте еще про вечно голодную батарейку).

В этой монотонной красоте постепенно темнело, потом настала ночь, не увенчавшись никакими неожиданностями, кроме дельфинов, потом так же лирично настало утро (увенчавшееся неожиданными и совершенно потрясающими бутербродами с рыбой от Ванечки, честное слово, помирать буду — вспомню, как они были хороши).

Кстати, рецепт фирменного ирландского бутерброда очень прост и совершенно недостижим. Возьмите ирландский хлеб. Возьмите сыр Филадельфия. Возьмите немного ирландской красной рыбы. Попробовать и умереть. Не пытайтесь повторить это дома.
Вот так, поддерживаемые скудными оставшимися запасами еды и кофе мы шли почти сутки, до самых (опять!) Аранских островов, верней, среднего из них, Иниш Манна. Там мы вывалились на побережье, ошалев от твердой земли и внезапного солнца.

— А эти каменные заборы?
— Это лабиринты для овец. Чтоб им не было так скучно жевать траву.

Аранские острова чуть менее, чем полностью, состоят из овечьих пастбищ, невысоких домиков и побережья. Иниш Манну повезло в тот день с антуражем, солнце обнажало береговую линию с умелостью профессионального фотографа, все ее изгибы, пронзительно-зеленый мох, неровные скалы, волны, бьющиеся о них, и все это на фоне бесконечного серого моря.

Там ко мне, аки Афродита из пены морской, выплыл из ноосферы Борис Борисович, да не какой-нибудь, а самый невозможный, морской и буддийский что ни на есть Лой Быканах. Его, конечно, в много голосов бы петь, но и так тоже было хорошо. Следом за ним подтянулись ранний Сплин и юные Ночные Снайперы, что неожиданно только с виду — ну в самом деле, у кого еще в русской музыке вы еще найдете эту безоглядную отчаянную юную радость? «Королева говорила, подбрось еще дров, и я люблю тебя, и к нам идет парусный флот».

Семнадцатый уровень. Иниш Манн—Голуэй.

Нет, вы не туда попали.
Знали бы они, куда они попали.

Пока суть да дело, под внезапным ирландским солнцем мы вернулись на яхту, сорвав Ванечку с его долгожданно успешной рыбалки, чтоб он вернул нас-таки на борт. Ванечка, правда, наверстал упущенное, наконец, выловив двух огромных рыбин чуть не руку длиной, уже не помню, кто это был, стыд на меня, как говорят англичане. И только после этого мы вышли в натурально бушующее море — я как обычно не помню цифр, поэтому не смогу козырнуть убедительно чем-нибудь вроде «ох, у нас там было четыреста шестьдесят восемь с кисточкой узлов!», но это, господа, было реально страшно. И прекрасно, конечно. Чайник вместе с плитой (и яхтой) принял угол сорок пять градусов к воде, Егора накрыла жажда экстрима, поэтому под незарифленными парусами мы за четыре что ли часа со свистом одолели весь путь до Голуэя, пол-дороги просто наслаждаясь солнцем, волном и неизменными дельфинами, а пол-дороги убив на контакт и попытку отгадать слово «штепсель».

Это был эпохальный заход в Голуэйскую гавань, от которого фотоаппарат сохранил лишь мои жалкие попытки запечатлеть наш ровный (слава богу, острый) угол к земной плоскости

Это был эпохальный заход в Голуэйскую гавань, от которого фотоаппарат сохранил лишь мои жалкие попытки запечатлеть наш ровный (слава богу, острый) угол к земной плоскости, остальное досталось коллективной памяти — почти уже недобираемые стаксель-шкоты, Last Of The Wild от Nightwish, маяки и створы, мерцающие береговые огоньки, и долгожданные, и нежеланные одновременно. «Зашли в открывающийся шлюз под гром аплодисментов. — Открывающихся жилетов, отрывающихся тузиков и раскрывающихся плотов». О да, потом еще сходить в ночной город сожрать напоследок пиццы («А где наши новые голуэйцы? Уже облегли спальниками какой-нибудь маяк?») и упасть спать на в кои-то веки не качающуюся койку.

Восемнадцатый уровень. Голуэй.

— В общем, мы обменяли деньги на яхту.
— Но это значит, что мы можем…
— Затопить яхту? Я думал об этом.

Ооо, это был очень длинный день, хотя непонятно даже, чем он в итоге заполнился. С утра прискакала наша жизнерадостная вторая группа (правда, про нас они тоже сказали с подозрением «Что-то вы какие-то свеженькие», видимо, предчувствовали свои перспективы), дальше всё было вперемешку и наперегонки — сходить познакомиться с хозяева хостела, где мы должны были заночевать (чтоб дать дорогу в море, так сказать, молодым и борзым).
Ванечка как обычно на рыбалку («В сторону комплименты. Давайте перейдем к главному вопросу сегодняшнего дня. Прощальному ужину»), вторая группа за продуктами (в очередной раз накупили на полк солдат, и, судя по отзывам, не съели даже половины, а с половиной из съеденного расстались непростительно быстро), потом переговоры с хозяевами («В общем, мы обменяли деньги на яхту. — Но это значит, что мы можем…— Затопить яхту? Я думал об этом»), закончившиеся традиционно ничем (хорошим), запаковка вещей, потом так-таки прощальный ужин с вином и невообразимой Ваниной Рыбой (не могу не почтить её память хотя бы заглавными буквами).

Всё это как-то будто сквозь сон, под конец мы уже ржали как полоумные («Остярожно, двери зачиняются, следующая станция Белфаст, mind the gap, please change battery.»), пока доедали рыбу, разбирались в сапогах и каютах, раздавали прощальные напутствия, подводили первые финансовые итоги (два месяца прошло с тех пор, а картина яснее не стала), в общем, одни предвкушали, другие пытались как-то переварить случившееся. «А мы набрали соли. Можем соскрести. — С наших чресел? — С наших ланит! — Ну кто откуда».
Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается, и только в час ночи этого невообразимо долгого дня наши дорогие новые голуэйцы наконец отчалили от причала, откуда мы им сквозь смех сквозь слёзы махали платочками, фотоаппаратами, мусорными пакетами и экспроприированной тарелкой с рыбой.
Дальше, кажется, была дорога до хостела, после которой я немедленно отвалилась спать, а бывалые голуэйцы еще пошли охотиться на Гиннес, которого им, к слову, так и не досталось из-за ирландского сухого закона, вот так-то.

Девятнадцатый уровень. Голуэй-Дублин.

Когда мы проходили мимо, он приветливо кинул в нас куском картошки.

На следующий день и уцелевшим вместе четырем негритятам, доезжая Дублина, предстояло расстаться. Что мы и сделали, в очередной раз разыграв пантомиму «праздник со слезами на глазах». Ванечка поехал сразу в Москву, девушки еще оставались кататься по Ирландии на разное время. А у меня в активе был забронированный хостел, разбитый экран КПК, разряженный мобильник, чёрный ящик, конечно, и рюкзак с початой бутылкой ирландского ликера (позже к ней прибавился еще и ржаной ирландский хлеб,).
При ближайшем рассмотрении Дублин оказался не таким прекрасным, как виделся вначале, хотя, возможно, это просто контраст с колоритнейшей ирландской глубинкой (хм) подпортил впечатление. Я бросила сумку в хостеле, спешно облилась водой в непривычно высоком душе («Ну, может, хоть помылся бы в отеле? — У меня после лодки боязнь открытых пространств. И высоких потолков») и пошла искать пути отхода. Сначала я собиралась выехать из Дублина следующим вечером, чтобы прибыть в Лондон наутро (доброжелательная женщина в железнодорожной кассе выписала мне !от руки! билет до самого Лондона, а ночевка на скамьях в Холихэде, как вы понимаете, меня уже нимало не смущала), но после четырехчасовой прогулки по Дублину я поняла, что ирландская земля натурально жжёт. Мне. Ноги.
Впрочем, возможно, в этом была виновата благоприобретенная привычка перемещаться каждый день в новое место? Или тоска по плотному и неизбежному человеческому общению? Даже не знаю. В общем, факт остаётся фактом. В сгущающихся сумерках я решила отъехать из Дублина чуть не на рассвете, успокоенная прошлась по близлежащим пабам, потом в компании сыра бри распила бутылку сливочного ликёра на окне хостела и со смутным чувством, что чего-то отчетливо недостаёт, то ли качки, то ли пиканья батарейки, то ли кого-то рядом, легла спать.

Двадцатый уровень. Дублин—Холихэд—Лондон.

И только в порту, равномерно украшенном изречениями Джойса и некого очередного ирландского бунтовщика («Они осудили меня без меня, они приговорили меня к смерти без меня, так пусть, черт побери, они меня без меня и повесят!»), с прекрасными служащими («Мне, наверное, нужно Вам что-то доплатить? — Я не буду против, если Вы это сделаете, правда!») и разномастными туристами до меня наконец дошло, что я вообще-то вот уже уезжаю из Ирландии. Из той самой Ирландии, несделанный клип о которой терзает меня уже столько лет, откуда родом все эти пресловутые волынки, Флэтли, и даже безбожная рафинированность Уайльда ведь каким-то коготком увязает в этой нахальной ирландской безоглядности, распятой между безграничностью воды и бесконечностью времени.
Чур меня, чур, от внезапного пафоса, сказала я себе, накупив на пароме подарочных магнитиков на последние крохи уцелевших евро.

Дальше был Лондон, Кишинев и снова Москва, но это уже сюжет для отдельной повести. Путешествия на край европейской ойкумены, вообще-то, очень прочищают мозги. Европа действительно удивительно мала и потрясающе обжита по сравнению с нашей необъятной страной. На каждом квадратном акре, ярде или чём там еще уже столетиями происходит какая-то сельскохозяйственная, а порой и политическая деятельность. А у нас другая музыка. И если правда, что чем дальше, тем большей ценой будут обладать нетронутые земли, то мы, конечно, по этой части впереди планеты всей, спасибо Стеньке Разину и Семёну Дежнёву. И это не хорошо и не плохо, это просто так есть.

Ирландское море потрясающе пахнет. Жаль, что его запах еще не придумали паковать в баночки, как это уже делают с питерским воздухом. Я бы прикупила себе пару-тройку штук. Хотя и так нетипичные московские туманы, опускающиеся на новостройки сверху точь-в-точь как ирландские спускаются на зеленые холмы, вызывают у меня необоримое желание выйти из дома в непроме, запасшись бутербродами с рыбой.

Хорошее остаётся памяти, плохое — вечности, а море и Ирландия — самим себе.

Поехали кататься, красивые, ну что?