Хорватия, июнь 2011

• Alexandra Pritvorova
• 8 Дек 2011

День первый. Никогда не договаривайтесь с незнакомками.

First time in Croatia?
— Yes… (?_?)
— Bye.

Большое видится на расстоянии, маленькое вблизи (поэтому из России полезно уезжать, но сейчас не об этом). Хорватия, маленькая страна, оккупировавшая чуть менее, чем треть восточного побережья Адриатики (оставив Боснии с Герцеговиной только сиротливый Неумский коридор), по форме похожа на чью-то аккуратную клешню. А про содержание я, нервозно прогуливаясь по платформе Аэроэкспресса, еще не знала ничего. Ни того, что там изобрели дактилоскопию, парашют и учителя Эль Греко, ни того, что там самый чистый в Европе воздух, самая питьевая в Европе вода (прямо из-под крана), самая солнечная в Европе погода и самый вишневый в Европе ликер Мараскино, впрочем, про алкоголь лучше отдельно и потом.

Группа наша на входе в самолет представляла собой крепко сбитый русский десант из пяти человек с гитарой, двумя зеркалками, тремя ноутбуками и бутылью копчёного виски. (Отметим в скобках, что копчёный виски это такой напиток, который прятать бесполезно. Аромат его распространяется в радиусе семи миль безо всякого вашего участия. Нет-нет, про алкоголь мы все-таки поговорим отдельно).

Хорватский воздух столь же прекрасно сбалансирован, как хорватская уха. Возьмите в равных пропорциях моря, сосен, добавьте по вкусу трав (преимущественно лаванды, потом чабреца, можно немного полыни, мяты и еще чего найдете) — и подогрейте до комфортной температуры. Моё пылкое недоверие к реальности происходящего одним махом остудила невозмутимая хорватская таможенница: “First time in Croatia? — Yes… (?_?)  — Bye.”

Где-то тут у меня были противоежовые тапки, ну да ладно…

Шкипер ждал нас на выходе с таможни (очень предусмотрительно с его стороны) и препроводил в автобус до Трогира, где (в автобусе) был немедленно напоен и даже, кажется, накормлен. Вся эта кутерьма не прошла незамеченной и на выходе (из автобуса) нас оккупировала обаятельная барышня, предложившая снять у нее комнату на ночь.

Тут еще одно необходимое отступление. Наш хорватский десант чуть менее, чем полностью, состоял из изрядно бывалых походников, поднаторевших в самых разных областях экстремального спорта. Поэтому желания проводить ночи в душных гостиничных номерах не возникало почти ни у кого. Кроме отдельных одиноких душ, тоскующих по душу. Поэтому на десантном совете было решено снять комнату, оставить там Прекрасную Елену, а с ней некоторое (как вы сами понимаете, немалое) количество вещей.

О чем, собственно, мы и говорили Прекрасной Незнакомке, и она радостно соглашалась. Правда, упоминала о туристах из Санкт-Петербурга, которые в прошлом году в ночи снесли с петель одну из дверей… но тогда нас это не насторожило. Барышня порекомендовала нам ресторан (надо сказать, отличный! таких вкусных жареных креветок я не ела никогда) и сердечно попрощалась с нами.

Далее последовало купание в тёмном море города Трогира с непременным знакомством с ежами. За эту поездку, по моим скромным подсчетам, с ежами у нас познакомились все за исключением троих — что указывает не только на количество ежей в хорватских водах, но и на общее число предусмотрительных и рассудительных людей в нашей команде.

У нашего друга травма ноги…
— Вас тут не стояло!

Но пока суть да дело, прихрамывая, обсуждая яхтенную школу нашего шкипера и восторгаясь частоколом мачт мы дошли до снятой комнаты, где произошла некоторая малосвязная последовательность событий:

• Дима устремился в душ и переодеваться;
• Евгений заметил на стене некое насекомое и прихлопнул его так, что весь дом заходил ходуном;
• остальные расположились, где смогли, в ожидании своей очереди и того момента, когда Евгению вылечат ежовую ногу;
• в комнату вторглись две наглядно рассерженные женщины, которые не могли связать двух слов ни на русском, ни на английском, но весьма убедительно выказывали недовольство нашим приятным времяпрепровождением;
• немного погодя на авансцене появился брутальный хозяин дома, похожий на смесь турка-месхетинца с итальянским мафиози;
• из душа появился ничего не подозревающий Дима, который тут же получил от хозяина свою долю неспровоцированных актов насилия в форме разбрасывания вещей и выкриков о русских свиньях, которые снимают всемером одну комнату и думают, что это им сойдёт с рук;
• эту же долю в этой же форме получили так или иначе все, кто пытался как-то объяснить хозяину нашу стройную концепцию о прелестях ночевки под открытым небом, отягощенной необходимостью предварительно извлечь травму из ноги;
• поскольку энное количество тестостерона уже выделилось и требовало выхода, пусть и не в форме ответных спровоцированных актов насилия, решено было дождаться приезда полиции;
• полиция при всей своей пристрастности по крайней мере понимала хотя бы один язык международного общения и даже говорила на нём;
• нельзя сказать, что они нам очень помогли, прямо сказать, не помогли совсе, но обстоятельная беседа, по крайней мере, остудила пыл всех участников банкета.

После этого межнационального экстрима, с сумками и сознанием собственной неколебимой правоты наперевес мы сняли для Прекрасной Елены еще одну комнату, сгрузили туда все вещи, забрали спальники, сигары и копченый виски (не только его, но о горячительных все же позднее!) и пошли (наконец!) тихо и мирно (вы не поверите!) спать на склон. Там еще некоторое время продолжалось бурное обсуждение, но сон сморил и самых стойких. Камни элегантно впивались в поясницу и необоримо пахло чабрецом.

День второй. Будьте осторожны при выборе бухгалтера и кока.

А человеческие жертвоприношения давайте оставим на десерт.

С утра к чабрецу прибавилось птичье стрекотание и тихий гул машин. Хитрый шкипер спозаранку ушел в отель к Елене, чтобы там принять душ в тишине и спокойствии, а потом привёл ее к нам, дабы запечатлеть остатки вчерашнего разгула: спальник, в нём Дима, рядом остатки сигары и виски. Картина, потрясающая своей законченностью.

Дальше некоторое немотивированное количество времени мы потратили на поиски завтрака, пока не поняли, что в Хорватии с утра открыты либо булочные, либо пивные. Тщетно попытавшись найти компромисс между кофе без круассанов и круассанами без кофе мы плюнули на каноничность, забрали вещи и отчалили в сторону рынка, а по дороге как раз и нашли в историческом центре кафе с неплохими штруделями и отличной пиццей (также был обнаружен некий загадочный камень, который недружно признали местом жертвоприношения, — хотя впоследствии он оказался всего лишь прессом для винограда).

Надо сказать, что пицца в Хорватии, как и вообще вся кухня (за редчайшим исключением) — хороша несказанно. Белая рыба и раки так вообще признаны самыми вкусными в мире (говорю же вам, Хорватию надо разглядывать вблизи), но и прочие рыбы, раки, устрицы, мидии и головоногие моллюски будут пялиться на вас, пока вы не наедитесь ими по самую ватерлинию, заливая сверху ценными и качественными домашними винами. Впрочем, о напитках, как уже было сказано, мы поговорим потом.

— И море такое спокойное-спокойное.
— А чего ему нервничать?

После неторопливого завтрака среди медленно накаляющихся высоких стен из белого камня, под табличками-вывесками XVIII века — как-то ну совсем не хотелось торопиться. Мы не спеша прошлись по местному рынку, накупили рыбы, фруктов, овощей, масла и хлеба, и еще чего-то, всего-то пару десятков пакетов, погрузились в автобус до марины и к часу наконец прибыли в порт приписки, где обнаружили Гаю с астрономическим количеством прекрасной черешни. Яхту еще чистили и полировали, жара медленно нарастала, обстановка была самая располагающая к долгим и неторопливым разговорам.

За разговорами, собственно, и прошёл весь второй день — плюс-минус поход в магазин, погрузка на яхту и готовка ужина из морских гадов с двойной переменой блюд. Разговоры были соответствующие месту и времени:

• об особенностях речных сплавов (я запомнила некоторое количество новых слов вроде «когда мы зашли в бочку лагом»);
• о вчерашнем происшествии и особенностях национальных менталитетов (без участия обсценной лексики);
• об офисном рабстве, русской безнадежности и обилии возможностей (эту свежую ноту привнёс прибывший на место сбора прямо с Мальты Вадим),
• о преображении вымытых сотоварищей в гламурных подонков (и прелестях душа в марине);
• о том, что еще нужно закупить из продуктов (уже можно было бы призадуматься, но нам было невдомек),
• о черешне, клубнике и остатках копчёного виски (и особенностя индивидуального пития);
• о сериалах (совершенно не помню, о чем была речь, но внезапно обнаружила себя в красках расписывающей Вадиму сериал Шерлок — и хорошо помню перед этим кодовое слово ‘Волобуев-Зельвенский’)
• и гей-парадах (верней, о том, кто «пидарасы» все-тки — те, кто на эти парады ходит, или те, кто их запрещает — тут мнения разошлись).

Давайте отрежем Егору спинакер…

Ну, конечно, не сексуальной революцией единой и даже не только хлебом, черешней и рыбой были мы озабочены в тот день. Мы увидели яхту и были ею покорены. Был торжественно развёрнут, свёрнут, и опять развернут, и опять свёрнут прекрасно-голубой спинакер, на который все дружно поохали. (Спинакер еще сыграет свою немалую роль в нашем повествовании, поэтому лучше присмотреться к нему поближе.)

Кроме того, между делом был выбран бухгалтер команды (что было крайне разумно), но не был выбран кок (что было крайне непредусмотрительно, как будет ясно из дальнейшего повествования). Но тогда мы (кроме шкипера) еще не знали о подстерегающих нас опасностях, поэтому спокойно закупали тележку продовольствия с горкой, поедали божественную рыбу, неземных креветок и потрясающих мидий, овацией встречали наконец прибывшую Настю и занимались потреблением того, о чем еще будет сказано ниже.

А завершающим аккордом стало, нет-нет, вовсе не распитие десятилитровой канистры белого вина, а матч Барселона-Манчестер, итог которого вам, я думаю, известен. Надо сказать, что просмотр футбола на хорватском совершенно не затрудняет понимание, отнюдь, я бы даже сказала, облегчает. Ну и на этой торжественной ноте мы наконец отвалились спать в своих каютах. Яхта тихонько качалась на мелкой ряби, а где-то в порту наш шкипер, спаиваемый дружественными хорватами, отказывался петь с ними же русские народные песни.

День третий. При бейдевинде будьте осторожны с макаронами.

Для захода в каналы Венеции нужно решить две больших проблемы… — Мачта и киль.

Утро же следующего дня наш шкипер, как человек обстоятельный решил начать с обсуждения планов нашего крестового похода. С участием карт и прибора, напоминающего циркуль, а также прерываясь на интерьерные съемки, мы сформировали примерный план похода и даже воодушевленно решили пойти в Италию, в связи с чем было решено немедленно закупить дополнительных продуктов (вы уже чувствуете сгущающиеся тучи, верно?) и итальянский флажок. После этого еще какое-то время ушло еще на что-то, чтобы в полдень наконец отчалить от причала, ставшего уже почти родным.

Далее следовал первый урок парусного мастерства, который я не буду пытаться воспроизвести, чтобы не создавать ложное впечатление, что многое было понятно. Но каким-то чудом (то ли это была божья десница, то ли просто рука Вадима) нам удалось поставить и грот, и стаксель (и отличить их друг от друга, а шкот — от фала), и бодро пойти в сторону Стариграда. Было тепло, светло, море было потрясающе спокойным, а мы полны радужных ожиданий и разнообразных предвкушений. На этой жизнерадостной ноте я опрометчиво пошла поспать.

Можно что-нибудь сделать с нашим наклоном по отношению к земной плоскости?

Проснулась я от ощущения, что наклон моего тела в пространстве начал исчисляться какими-то углами, знакомыми только в тетрадках по геометрии. Выпроставшись (не могу подобрать правильный глагол, который бы описал это перемещение, когда для того, чтобы сделать шаг, нужно сначала хотя бы немного отжаться от переборки) из каюты, я обнаружила Евгения в членовредительской близости от плиты — на ней дымились макароны, под ней катались помидоры. В ответ на мой немой вопрос он сказал что-то, не слишком меня успокоившее, поэтому после нескольких неудачных попыток передвигаться прямым курсом с постоянной скоростью я-таки добралась до палубы — и увидела на ней вполне спокойного и довольного шкипера, Вадима за рулём, а вокруг — бушующее (по моим понятиям) море.
Так, собственно, произошла наша первая качка, впоследствии проходившая под ключевым названием «бейдевинд и макароны». Евгений, высовываясь из кухни, озвучил ключевое «Я тут какбэ макароны пытаюсь варить», а потом, свешиваясь обратно в кухню, не менее ключевое «Девочки, у меня две новости, хорошая и плохая. Хорошая новость — качка у нас нормальная. Плохая новость — ЭТО И ЕСТЬ нормальная качка».
Но долго ли, коротко ли, кто с макаронами, кто без них (а кто и с ними, и без них — интересно, что сказал бы по этому поводу Шрёдингер?) — к вечеру мы живыми и невредимыми прибыли в Стариград.

Напиши ему «Сидим в огороде, пьем лимончелло».

Стариград оказался тихим городком со стрижами (впрочем, они в Хорватии везде), монастырем (книги, пресс для вина и цветы) и винотекой (да, опять) имени народного героя …. Пока одна часть нашего загран-отряда искала вай-фай (это вообще модно у русских туристов в этом сезоне) и качала футбол, другая наведалась в монастырский музей (закрывавшийся), винотеку (уже закрытую), напала на магазин с местными напитками (подробности все еще позднее), стремительно выпила их в ближайшей подворотне (а как еще назвать место между высокими заборами, заросшее бурьяном?), сдала бутылки (думаю, хозяин был очень удивлен), понаблюдала за игрой местных пенсионеров в некие загадочные каменные шары (это вам не домино), ну и наконец нашла успокоение в неприметной конобе с (опять!) отличной кухней.

Коноба — это семейный ресторан по-хорватски. Они бывают как действительно семейные (и это очень-очень хорошо, вкусно и красиво), так и обычные. Тут еще надо иметь в виду несколько вещей. Например, при всей прекрасности хорватской кухни, в зеленые салаты они зачем-то льют какое-то несуетное количество уксуса. А в свежий апельсиновый сок — добавляют воду и сахар (отсюда еще одна ключевая фраза «No sugar, no water!»). Вместо креветок как правило подают шкампи, морских раков, у которых куда больше вкуснейшего мяса, к тому же есть еще и клешни — покажите мне человека, который будет жаловаться на такую замену?

Что же касается местного алкоголя (да, вот и она, первая часть Марлезонского балета), все домашние вина похожи друг на друга, а все настойки замысловаты по-своему. В неудачном варианте это смесь эссенции со спиртом (о чем еще будет дальше), в удачном это волхвование, колыхание струй и душевредительство. О душевредительстве тоже дальше. Есть еще прошук, местный портвейн, который меня лично не впечатлил, но ценители есть. Посему, возвращаясь на яхту, ценители планировали завтрашний визит в винотеку, а не-ценители — спокойный здоровый сон. Забегая вперед, все были вознаграждены.

День четвертый. Не боритесь с автопилотом, иначе кто-то из вас победит.

— Что написать домой?
— Напиши «Все плохо. Штиль. Рыба пересолена. От скуки купаемся, жрем дыню. В Италию решили не идти, ну ее».

Как вы, наверное, уже догадались, в Италию мы решили не ходить. Шкипер убедительно сказал, что для обучения нас лучше короткие переходы, чем марафонский заплыв до Венеции. Несколько погоревав, мы были сражены перспективой заночевать в безлюдной бухте на Ластово, с гротом, оставшимся от времен немецкого владычества. Для этого надо было успеть покрыть еще немалое расстояние, чем мы и занялись спозаранку, после — конечно! — винотеки и утреннего заплыва. И похода в магазин (!) за продуктами (!!!) и скотчем. Нет, не тем скотчем, а просто липкой лентой.
День, впрочем, был унизительно безветрен. Поэтому побарахтавшись какое-то время в фарватере, мы врубили мотор, ирландскую музыку и занялись вязкой узлов.

Морские узлы это не мем, господа, это суровая правда жизни. Обычный узел называется здесь презрительно бабским, еще один неприятно скользящий — тещиным, а правильных конструкций существует несколько десятков и все они заточены для разного. Есть узлы кранцевые, есть шкотовые, есть брам-шкотовые. А есть еще удавочные, которые в морском деле вряд ли пригодятся, но смотрятся эффектно.

Пока мы постигали эту непростую науку, купались, вязали, загорали, ели и все это время мужественно шли вперед, пришло время главных козырей. Сперва мы увидели дельфинов. А потом…

Можно бесконечно смотреть на три вещи: как горит вода, как течет огонь и как стоит спинакер.

Спинакер не только звучит гордо, но и выглядит божественно. Кроме того, являет собой настоящее изысканное мучение для рулевого. Кто не пробовал в течение часа сгармонизировать курс и заполаскивание правой шкоторины, тот еще не знает, что такое жизнь.
Но недолго музыка играла и ветер радовал нас хоть чем-то. Так что к бухте на Ластово мы подходили уже затемно, когда все кошерные места были уже разобраны. Впрочем, сбить нас с толку было уже сложно, так что мы угнездились в бухте напротив местной дискотеки (то, что в ночи казалось оплотом клубной жизни, с утра оказалось деревенькой из десяти домов), предвкушая роскошный ужин и ночную экскурсию в грот.

— Если вы хотите, чтобы я прыгнула за борт…
— Не бойся, там сковородка.

Вообще под покровом темноты многие вещи оказываются сверхзвуковыми. Например,

• только что вы поглощали рыбу, а вот уже едете на тузике  — так называется маленькая надувная лодка, на которой хорошо загорать (для туристов) и за которую на лавировке вечно цепляются стаксель-шкоты (для тех, кто ставит паруса) — на берег и располагаетесь в рукотворном гроте среди летучемышиных какашек и бутылок с вином;
• или только что вы были командой европейских яхтсменов, равными среди прочих, а вот вы уже горланите на пять голосов ‘ой то не вечер’ и ‘вечную молодость’, нарушая покой прочих оставшихся европейцами яхтсменов и непоправимо обнаруживая свою евразийскую расовую принадлежность;
• или только что у вас закончилось вино и табак, а вот уже шкипер, молниносный как мятежный дух, пронесся над гладью вод туда-обратно и спас от пересыхания второе отделение концерта;
• или вот европейские яхтсмены, пристроившиеся прямо в партере грота, включают вам гимн Советского Союза, наверно, я так надеюсь, в знак ободрения.
• или я, не успев опомниться, пою песню, которую не пела уже лет семь, а не слышала и того больше.
• или вот все заканчивается и вы уже снова на лодке.

Говорю же, в темноте все происходит очень быстро.

— А по-московскому уже без 15ти 4.
— Так им и надо.

День пятый. Помните, что точность определения дислокации зависит в равной мере от количества пеленгов и скорости их прокладки.

Русские были настолько суровы, что отплыли спинакером вперед. — Не поднимая якоря и сковородки.

Утро ознаменовалось переходом в другую бухту (видите ли, людно нам было), завтраком по соседству с нудистской яхтой (нет, вы подумайте, они еще и были недовольны), а после — сюрприз! — возвращением в первую бухту. Оказывается, наш шкипер спозаранку купался на берегу и забыл там одну немаловажную деталь туалета (вообще забывать что-то на берегу, судя по всему, было его единственной вредной привычкой, не считая местного алкоголя, естественно, в умеренных количествах, разумеется). А когда на третий день я, возвращаясь на яхту  после утренней йоги, встретила его у душа и спросила, что происходит, он честно ответил мне «я пытаюсь протрезветь», что, конечно, говорит в первую очередь о его редкостной сознательности.

В той же бухте произошло уникальное по своей редкости в хорватских водах кормление морских котиков вафлями. Не спрашивайте, откуда взялись котики, это ноу-хау мы унесем с собой в Валгаллу. Так мы пробултыхались часов до десяти, после чего взяли решительный курс на Вела Луку, по дороге осваивая нелегкое искусство пеленгации. Очень насущное, кстати говоря, даже в мирное и сухопутное время.
— Берете компас, берете карту.
— Определяете угол до одного из визуально опознанных объектов.
— Откладываете этот угол от объекта на карте.
— Повторять до полной определенности. С учетом ветра и скорости передвижения.

По-моему, вполне приложимо к реальной жизни. Такой себе лайфхак. Как считаете?

Нам нужна другая яхта, на этой маленький запас воды.

Побарахтавшись среди островов, мы дошли до Вела Луки, где случился незапланированный экзамен по скоростной гребле (у шкипера) и экстренной швартовке (у команды). После успешного взаимозачета часть команды отправилась искать вай-фай (я же говорю, мы задали тренд), часть осталась драить палубу.

По ходу действия обнаружилось, что слева от нас зашвартовались русские, а справа тирольцы. Ну, вы можете легко вообразить себе дальнейшее. До десяти вечера справа раздавались трогательные марши с горловыми напевами (под аккомпанемент полного оркестра, я хочу отметить! С трубой, кларнетом, гитарой и еще), а слева время от времени выходили в скайп, дабы показать это чудо родным и близким.

На ночь у нас был запланирован крестовый переход за знаменитыми стонскими устрицами, самыми вкусными во всей Хорватии, а стало быть, и в мире. Поэтому — после ирландских танцев на причале, которые наш шкипер порывался устроить перманентно, с начала до конца поездки, и только в эту ночь, при неотменимой помощи нашей дорогой Насти ему это удалось — мы отчалили в глухую ночь, перемежаемую паромами и неопознанными маяками.

День шестой. Если у вас в руках порвалась закрутка стакселя, сохраняйте спокойствие (и зовите на помощь).

Бррр-на. Я не ругаюсь, я говорю, что мы в Брна.

Ночка выдалась что надо. С ветром, волной и прочим тарарамом. Один раз мы по картплоттеру целехонько вошли в остров. Другой раз совершили несакционированный оверштаг. Часа в четыре, после своей вахты, я, окончательно замерзнув, ушла спать и как всегда пропустила все самое интересное. Последнее, что помню, — киль бился о воду с такой силой, что казалось, он развалится к чертям.
Утро же было тихим, серым и совсем не манило на подвиги. Высунувшись из люка нашей носовой каюты, я обнаружила нас по центру унылой маленькой бухточки, мало похожей на Стон (разве что с маленькой буквы). Дискуссионный клуб на палубе быстро донес до меня последние новости:

• всю ночь изрядно штормило;
• на рассвете в руках суровой челябинской женщины хрустнула закрутка стакселя;
• Вадим ничтоже сумняшися показал чудеса прямолинейного вылета из каюты на палубу;
• а также ручного майнания стакселя в четыре руки;
• после чего под мотором мы дотилипались до Брна (Брны?), где самая пассионарная часть команды катапультировалась на тузике на поиски закрутки;

где-то между этими событиями Лена сорвала голос и до конца поездки радовала нас профессиональным боцманским басом, презрительно выплевывая «салаги» и «свистать всех наверх».

Надо сказать, что пока мы ждали их возвращения, со стакселем или на стакселе, можно было вырастить парочку устриц с нуля. Но кофе ли, завтрак ли, они все-тки возвратились с победой и мне удалось посидеть на носу под полощущимся стакселем, периодически перекидывая его за леера.

Русские туристы настолько суровы что:

• Ужинают дважды за вечер.
• В основном водой с лимоном.
• Не только вино, но и воду приносят с собой в ресторан.
• Ставят вино под стол, при этом все равно пьют воду.

Поскольку в Стон в тот день мы уже никак не успевали, то решено было пойти в Полаче на Млете, место географических казусов и экологических катастроф. Там находится католический монастырь на острове на острове, нет, у вас не двоится в глазах. Большое красивое внутреннее озеро (которое и называется Большое, Велико), в котором располагается остров Святой Марии, было пресным, пока умные монахи не вырыли пролив до моря. А потом завезли мангустов, чем основательно загубили местную экосистему. Но запомнилось, конечно, не это, а потрясающая тишина на этом озере, перемежаемая лишь говорливостью отдельных товарищей по команде.
Ну и, пожалуй, ужасная уха в той конобе, куда мы, не разобравшись, зашвартовались. Это был тот самый редкий случай, позорящий хорватскую кухню, верней, прижимистую ее часть — нечто, напоминающее рыбный бульон, с неуютно плавающими в нем сиротливыми рисинками.

Впрочем, уже через пару часов, после похода к озеру, мы реабилитировали хорватскую кухню целиком и полностью, а также второе, третье и банана-сплит. Поскольку мы собирались выходить в ночи, а домашнее вино уже не лезло в горло, все празднично пили воду с лимоном, по поводу чего изощренно стебались. Немцы же за соседним столом долго и пристально разглядывали стоявшую у нас под столом нетронутую мальвазию.

День седьмой. При заходе в порт проверяйте, включена ли вода, электронагревательные и осветительные приборы.

—  Доброе утро, как ты изменилась.
—  Чем это?
— Чем-то неуловимым.

По возвращении на яхту выяснилось, к нашему вящему, что воды набрать невозможно — краны задраены, хозяева убраны. Так что вместо романтического ночного перехода пришлось просто спать. Утро зато было волшебным без изъяна. Проблема с водой решилась плюс-минус оперативно и после очередных закупок еды (хроники ясно показывают приближение катастрофы) мы отчалили в сторону Стона.

По дороге к этой устрично-соляной земле обетованной мы прошли краткий курс спасения на водах

• сначала на бумаге, изумленно впитывая информацию про коровий оверштаг;
• Соня снимала процесс и на видео, так что все вещдоки при нас;
• оказалось, что подходить к спасаемому нужно с наветренной стороны, не опасаясь придавить его бортом;
• там же прошло и освоение спасинвентаря, в процессе которого Дима как бывалый водник влезал ногами туда, где должны располагаться руки и наоборот;
• а потом настал и черед внезапной практики, когда бейсболка Вадима на резком повороте стремительно покинула его.

Где-то между этими событиями произошло не менее памятное наматывание Гаей вязания на лебедку с последующим вязанием помпона на шапку. Результат был торжественно подарен Соне и тоже запечатлен на видео, все ходы записаны.

Но в Стон мы все-таки дошли. И снова накупили там черешни, а также памятно заказали два банана-сплита и 9 ложек, пока опять ждали закупающих продукты (!!!) и опять решали, каков маршрут.

Мы долго притирались.
— Мне кажется, мы уже притерлись. Пошли.

Стон и Малый Стон объединены не только названием, но и крепостной стеной XIV века, второй по длине в Европе (вы все еще не верите, что Хорватия центр мира?) — и памятью. О расцвете далмацианских городов, войнах и союзах с Венецией, о францисканцах, рыцарях, купцах — до сих пор соль в Стоне выращивают средневековым методом, абсолютно экологически чистым выпариванием с соляных полей, которые еще и — двойная выгода! — создают великолепный вид с этой самой достославной стены.

Не знаю, каким способом они выращивают официантов, но им нужно его зарегистрировать как инновацию, ей-богу, это чистое удовольствие, наблюдать за такой прекрасной работой. Не только устрицами все наелись до отвала, но и прочими морскими дарами, тортом из макарон и шоколада (которым Диму наш милый, милый Ренато даже с ложечки кормил!), и перед Рогачем, конечно, тоже не устояли.

Передайте мне, пожалуйста, еще этих мягких разросшихся плодоножек.

Рогач это то самое волхвование, которое непременно должно быть испито всяким уважающим себя и других посетителем Хорватии. Правильный Рогач это травяная настойка, которая пахнет летом, черносливом и долгой спокойной счастливой жизнью. По глубине вкуса она вполне может тягаться с именитым Шартрезом и очень гармонирует с выводами генетиков о том, что хорваты — потомки древних скандинавов и вообще самые европейские европейцы, несмотря на всю свою кросскультурную историю. Только очень цельные люди могут делать такие правильные напитки.

Нет, производители Рогача и хорватские нацисты не являются спонсорами предыдущего абзаца. Кстати, о спонсорах — ввиду некорректируемых профискривлений  за время отдыха наша команда породила цельную пиар-компанию хорватской минеральной воды Яна, которая вполне может быть использована для продвижения этого бренда на международные рынки. Заинтересовавшиеся могут обращаться к администрации сайта.

Ночь восьмая. Если вы не можете найти правильное слово, возьмите бинокль. Если это не помогло, возможно, этого слова не существует.

Красный огонь мы увидели, определили, что это левый борт, а через полчаса выяснилось, что это дискотека.

На выходе из Стона в сумерках Вадим заприметил странный след в нашем кильватере. После его (Вадима) отважного нырка в вечернюю воду оказалось, что это рыбацкая сеть, которую уже несуетно натянул поперек фарватера какой-то стонский рыбак. К счастью, ее пронесло мимо винта, поэтому мы отделались легким испугом. С этого момента ночь становилась все волшебнее. Ветер был теплым, качка — приятной, глинтвейн — потрясающей вкусноты. Где-то полчаса мы обсуждали, врежется ли в нас паром, а потом еще час препирались по поводу цвета маяка (и маяк ли это вообще).

Тут надо бы упомянуть, что корабли в море опознаются по носовым огням и по пеленгу. Если пеленг на корабль, сиречь, положение его относительно вас не изменяется довольно долго, значит, вы можете столкнуться. Тут, конечно, тоже действует поправка на рулевого. А носовые огни это, соответственно, зеленый справа и красный слева. Хотя это не касается лайнеров, которые увешаны иллюминацией так, что у них даже нос от кормы отличается с трудом. Также это не касается дискотек.

— Это белозеленый огонь, но под ним ничего нет. Нас догоняет корабль. Шкипер пропал. Мы идем в землю. Это нормально?
— Это сегодня у нас вязание наматывали на лебедку? А, ну тогда все в порядке.

Потом у нас пропал шкипер. В четырех каютах потерять шкипера это, конечно, квест, вы же понимаете. Хаос, паника, полный стоп, записывание координат с картплоттера. А потом выяснилось, что он просто залез в гротосумку (это такая специальная люлька, где спит уставший за день грот и где однажды в Вело Луке лирически дрых Женя). Перед самым коровьим оверштагом шкипер вылез. Выслушал о себе много приятного и пошел спать.

План был дойти до безлюдной бухты, поспать до рассвета, искупаться и пойти прямиком на Ластово, посмотреть средневековый город Заклопатицу. Поэтому никто никуда не спешил, ветер не подгоняли, а поздно ночью и вовсе достали гитару и стали петь прямо на палубе. Рулевой, слава Нептуну, не возражал. А некоторые счастливцы (Дима) даже завалились спать прямо на палубе, пока переменный крен не выкурил их по каютам. Хотя я его очень понимаю, в такую ночь спать это просто грех. Ну разве только после вахты.

День восьмой. Если вам навстречу идет двадцать одинаковых русских блондинок, проверьте свой тотем, возможно, это не сон.

Женя, ты такой мокрый и холодный, совсем как спинакер.

Утро началось с быстрого купания и не менее оперативной постановки спинакера. С непременным намачиванием. А потом сворачивания его же. Это был последний раз, когда мы им полюбовались, но память о нем вечножива в наших сердцах.
Такими мелкими радостями полнилась наша дорога до Ластово, где в потрясающе гостеприимной конобе состоялся наш последний островной обед, оказавшийся потрясающе вербально глубокомысленным.

• все началось традиционно с хоботницы, то бишь осьминога по-хорватски — неоднократно мучивший нас вопрос, кого назвали в честь кого, обрел свою законченность в формулировке «Кто был раньше, слон или осьминог?»,
• потом всплыла тема о высших и прочих образованиях, кто что о них думает и как ими распоряжается,
• здесь как-то вклинилась тема лингвистической относительности имени Сепира и Уорфа,
• перемежаемая Кастанедой, Пелевиным и Эриксоном для пущей кросскультурности,
• потом дошла очередь и до Канта с Павичем, тема убитого мотылька как апофеоза невербальной коммуникации,
• и где-то по дороге промелькнуло пенсне Бэнкса с концепцией спящего божества, которое мы можем разбудить своим коллективным просветлением.

На этой торжественной ноте мы наконец отбыли в сторону Заклопатицы, по непривычно жаркому асфальту.

А Дима вот там сейчас стоит и думает ‘А все-таки убийца я’.

Дорога пролегала по склонам холмов, с видами дух захватывающей красоты. Но отвыкнув за неделю от твердой и жаркой земли, по прибытию в Заклопатицу мы немедленно принялись отпаиваться тоником и охлаждаться мороженым. Только после этого осилили поход на самую верхотуру, к собору и метеорологической вышке, откуда открывалась совсем уж неприличная красота.

Заклопатица это не прибрежный, а долинный город, поэтому он не обсижен туристами и вообще почти первозданен. Традиционно краснокрышный, он славен своим собором и … По дороге к красоте, правда, не обошлось без жертв. Сначала мы потеряли Диму. Разыграли по этому поводу классическую мизансцену с подозреванием всех. Но потом пропала еще одна часть. Потом еще одна. В таких обстоятельствах парафраз Восточного экспресса «А Дима вот там сейчас стоит и думает ‘А все-таки убийца  — я!'» прозвучал просто незабываемо. Но, к счастью, в кафе с мороженым наконец нашлись все пропащие и еще двадцать дополнительных полувиртуальных русских блондинок впридачу. Объяснить этот феномен можно было и простыми средствами, но мороженое с грибами представлялось самой красивой и стройной (хорошо хоть не «загорелой») гипотезой.

Снимай белье, будем делать красиво.

Обратная дорога к яхте, последний островной ужин — все пролетело как один миг. Самые отважные и безрассудные сиганули в воду с носа и переплыли бухту, чтобы на островке в очередной раз познакомиться с ежами. Потом все торжественно приняли душ на твердой земле (качало немилосердно!) и отправились ужинать (ну или кто куда, ох уж эти ноутбуки в отблесках заката!). Разговор за ужином был не менее глубокомысленным, но моя память сохранила очень мало, поскольку глубокомысленность перешла из гуманитарных сфер в физические — что-то там было о свойствах пространства и возможностях четвертого измерения, но подробности ускользнули от меня. Остальные просто ели вкуснейшую рыбу («У шкарпены должна быть очень богатая мимика. У нее много мяса в голове.»), традиционно сидели в интернете («Погода в Москве хорошая. Впрочем, кого это волнует…») и обсуждали хорватскую эстраду, местами очень схожую с русской («Если просто взять песню, это плагиат. А если взять часть из одной песни, вторую из другой, это авторский подход. А если 3ю из 3ей, то это будет хит. Особенно если третья Yesterday.»).

Для группового фото пришлось эвакуировать с бортов все белье, полотенца и прочие подробности, потом еще какое-то время ушло на закупку Рогача, но несмотря на все это, мы решительно вышли в ночь, взяв курс 330, чуть правее занимавшейся вдалеке грозы и чуть левее тоненького серпика луны.

День девятый. При выходе из порта не забывайте свои вещи.

— Тебе за руль или спать?
— За руль и спать.

Говорят, Хичкок называл утро в Задаре красивейшим в мире. Не знаю, так ли это на самом деле, но рассвет над Адриатикой удивительно нежен, особенно если оглашаем русскими народными песнями в переводе на английский язык. Правда-правда. Так вот, дорогой длинною да ночкой лунною, только что не с плясками — мы возвратились в порт.

И вот тут настал момент истины имени кока. Потому что еды на яхте оказалось вполне достаточно еще на неделю безбедного плавания. Даже без учета макарон. И спиртных напитков. И галет. Так что пришлось большую ее часть отдать шкиперу, а меньшую, — включая литровую бутылку траварицы, еще два пакета непонятно чего и полтора кило легендарных вафель, —рассовать по карманам. Ничего не влезало. И еще не влезало. Потом влезло. А потом обнаружилось, что мы не разобрали холодильник.

И все-тки она качается.

Но главное наше открытие было вовсе не в количестве оставшейся еды и не в том, что порт нисколько не изменился за эту неделю, в отличие от нас, — а в том, что на твердой земле укачивает гораздо сильнее, чем в море. Это непередаваемое ощущение. Садишься за стол — земля качается. Смотришь в тарелку — земля качается. Начинаешь жевать — земля качается все сильнее. Едешь в автобусе — немного полегче. Закрываешь глаза… нет, лучше не закрывать глаза! Когда намыливаешь в душе голову, приходится держаться за стенки, чтобы не упасть!

Вот так и тогда, прикачиваясь с ноги на ногу, с грехом пополам собрав вещи (под совместное мурлыканье L’ete indien) мы все-таки сошли на твердую землю. Оказавшуюся жаркой, душной и непоправимо статичной. И этот простой, очевидный, с детства известный факт пришлось как-то принимать по новой.
Впрочем, тут же родилась гипотеза, что земля-то на самом деле и действительно качается, а вот вода — неподвижна…

Вы только представьте, как далек от нас сейчас второй айпад.

Но к счастью нас было восьмеро. А малые группы, как известно, — лучшее место для адаптации. Поэтому вместо того, чтобы тосковать в порту, мы отправились в Сплит — тосковать в дороге, закупать сувениры и смотреть дворец Диоклетиана.

Дворец, к слову, оказался потрясающим. Наполненным под завязку сувенирами, туристами, жилыми домами, и тем — потрясающим. Женская часть группы припала к одежкам (приятной морской разведки) и галстукам (главному хорватскому изобретению всех времен), пока мужская деятельно искала катакомбы (тоже полные сувениров) и (ну вы уже знаете) вайфай. Потом все воссоединились для прощального обеда («Слушайте, вы уже воду вином разбавляете. В завязке прямо»), хором проводили шкипера («Извините, что я до сих пор с деньгами»), потом рассоединились (обойдя центр по периметру, замучившись жарой и потеряв Соню), потом вновь воссоединились в марине, мылись, брали машину и провожали девушек в аэропорт (Вадим), перебирали залитые оливковым маслом рюкзак (Дима), прощались (Лена и Гая) и пели последние песни у воды (Женя) — и вот долго ли коротко ли настал почти закат, когда мы двинулись в сторону Шибеника.

Вечер девятый. Берегите водителя на резких поворотах.

У нас один водитель.
— Спящий.
— Один спящий водитель.

Поскольку на военном совете еще в Каштеле было решено взять машину и отправится куда глаза глядят, то мы и глядели во все глаза. Морской ветер ерошил паруса и вязание. Хорватское радио прекрасно, оно создано для поездок по прибрежным извилистым дорогам среди мидийных полей и заросших лесом сопок. Когда сигнал пропадал, мы пели вместо, ели вафли, пили воду (!) и чувствовали себя без лишней скромности великолепно, пока Дима зачитывал нам примечательности попутных городов. Роад-муви и всегда был любим мною как жанр, но это был чистейшей прелести чистейший образец.

Шибеник, куда мы прибыли изрядно уставшими в благодатных сумерках, был необыкновенно в этих самых сумерках хорош. Шли они ему невероятно. Немного поспорив о последовательности еды и перемещений, мы все-тки поперлись на самый верх, нашли козью тропку в старую крепость — и погибли. От красоты, конечно. И были спасены. Ею же.

Шибеник построен черте когда и был даже столицей в XI веке, вполне заслуженно, я считаю, там есть старое кладбище, там есть францисканский монастырь, но это все меркнет перед солнцем, заходящим за острова, перед привольностью бухт и бухточек, раскинувшихся у подножия крепости святого Ане, перед теплым камнем, который, может, еще помнит турецкие осады, перед стрижами, бороздящими закат. Перед чувством, что некуда больше спешить.

Один вариант — спим в спальниках в старинной крепости. Другой вариант — находим где-то вай-фай, подключаемся…
— И спим!

Но все-таки пришлось опять спускаться в мир живых. Искать еду, плутать в переулках. Шибеник спускается к воде стремительными улочками, многоярусными карнизами, изящными лестницами, овеянными развешанным бельем. (Впрочем, белье в Хорватии всегда сушат снаружи, наша яхта не была исключением.) Огромный ренессансный собор Святого Иакова — XV век, потрясающие горельефы лиц на фасадах, ангел, купол, стрижи — организует вокруг себя рестораны, туристов и новобрачных.
Мы, хоть и не относили себя к последним двум, живо интересовались первыми — и были вознаграждены упоительной терасской с говорливыми немцами и вкуснейшим панакоте. Там происходил разговор, который не вспомнится, но наполняет ночь как пение цикад и прочие необязательные красивые вещи. Там мы пили за камни, за море и за гармоническое восприятие жизни, там обсуждали тонкости разных подходов к сплавам, там решили никуда уже от Шибеника не уезжать.

Потратить полторы штуки евро на яхтинг и после этого ночевать на склоне! В спальниках!
— Ну ты же сам этого хотел!
— Погодите, дайте мне насладиться нашей отмороженностью.

А потом начался квест. Ибо поиск ночлега среди кемпингов и автострад в кромешной тьме — с малопонятной картой и изрядно уставшим водителем — то еще приключение, чреватое множественными переездами через двойную сплошную, принятием ветряков за нло, получасовыми медитациями у дорожных указателей и, под занавес, пересчитыванием всех буераков на проселочной дороге где-то на забытом богом склоне по направлению к Трогиру.

Впрочем, буераками дело не кончилось, дальше пришлось пересчитать собой камни на склоне. Были, правда, и счастливчики, которые спали с машине — правда, под углом в 40 градусов, который, правда, можно было принять и за симуляцию качки. После обвивания спиной самых крупных камней и обсуждения, куда же летят в ночном небе неопознанные боеголовки, мы наконец заснули.

День десятый. Засеките время до отлёта и забудьте о нём.

Интересно, это русские?
— Сейчас посмотрим на их повадки. Будут ли искать вай-фай.

Утром богом забытый склон оказался солнцем залитым. Залив был великолепен, ветряки вращались, трекеры тренировались, рыбаки возвращались с уловом, русские туристы вылезали из спальников, мечтая о завтраке — словом, шла обычная хорватская жизнь. Припекало. Купаться! — было единодушное решение, но до этого нужно было еще дорасти.

До моря мы успели еще:

•  доехать до метеостанции — изменив обычаю лезть на верхотуру после еды;
•  перекусить булочками с молоком (счастье как часы, чем проще механизм, тем реже ломается);
• полюбоваться ветряками и обсудить альтернативную энергетику;
•  узнать цену на посещение национального парка и покрутив носом, отправиться в ближайшее кафе;
•  узнать, что там понимают под сэндвичем с тунцом, и покрутить носом вторично;
•  обсудить последовательно национальность мальчика с билетом метро на футболке, форму бутылки минеральной воды, рекламную стратегию Тинькова и особенности национальных профискривлений;
•  подкачать колесо и заслушать краткий перечень ближайших городов с достопримечательностями;
•  покрутить носом в третий раз и отправиться в ближайшую Водицу, где просто и прекрасно упасть на пляж.

Мест, достойных примечания, и в континентальной Хорватии немало. Всякие местные ибицы с пляжными дискотеками, музыкальные органы на ветрово-волновой тяге, соборы и водопады, целая маленькая галактика. Хорватия сочетает красные крыши, белый камень, лазурное море, сосновые леса цвета жадеита и линялые простыни в окнах с непринужденностью бывалого колориста.

Русские туристы настолько суровы, что вяжут купальники на верхний багажник. Кранцевыми узлами.

Но нам хотелось просто немного моря напоследок. Ну и чуть-чуть мороженого. Что мы и обрели в Водице, где простые туристы сочетаются с удивительно стильными прибрежными кафешками. Которые отлично сочетались с нами: заходишь  туалет, там кто-то в раковине изящно ноги моет — ну, значит, наши в Водице. Правда, купальники на верхний багажник мы все же решили не вязать. Дабы не вызывать ненужного ажиотажа. Шибеник ждал нас в прибрежной дали и это было прекрасно. Там, под собором Святого Джеймса, среди птиц, лестниц и изящных сувениров, нас снова обуял покой. Даже Диму, наконец-то.

Запиши!
— Я запомню!

Последняя трапеза на хорватской земле была полна какой-то неги что ли, ну, пусть будет неги. Между пиццами мы обсудили происхождение междометия ‘окей’ («Откуда взялось окей? Что там у них начинается на кей? Кнайф? Кнайт? Найт? — Точно! Олд кнайт ол найт — и все окей!»), крауд фандинг, крауд сорсинг, музыкальную индустрию и даже связь архитектуры с промдизайном. На этой сладостной ноте брегет прозвенел. Пора было трогать в сторону Трогира.

Обратная дорога среди полей и сопок была тиха. Лишь около аэропорта, уже выпутываясь из удивительного серпантина, где ограждения на опасных поворотах сделаны в форме крепостных стен, мы вновь увидели море и корабли — невероятно красивого такелажа. Говорят, saudade — это грусть тех, кто в море. Но есть ли слово для тех, кто прощается с морем?

А вы еще не доели?
— Мы разговариваем, Женя!
— С едой?

Аэропорт, контроли, duty free, laphroaig, все по классике, хоть и не без сюрпризов («Вадим, бухать? От Вас я ожидала в последнюю очередь. — Так он последним и начал»). Красивейший перистый закат на летном поле мне так и не удалось заснять по-человечески, но это уже вишенки на торте.

Я, вероятно, уже утомила вас конспектами разговоров, но это самолётное действо было действительно потрясающе. Вызволив Вадима из окружения фотографирующихся русских туристок, мы на четыре часа выпали из физической реальности. Начав с объективов и идеологии съемок, мы прошлись по постиндустриализации, добравшись до причин энтропии изящных вещей, провалились в лощину личных причин путешествовать, долго нарезали круги по крауд сорсингу, пока не вырулили к управлению системами. Здесь было даже решили вздремнуть, когда пилот (великолепный, кстати, товарищ, хорошего русского языка и редкого профессионализма — учитывая как заедало шасси, как воняло горелой резиной и как мягко при этом сел самолет) объявил о посадке в городе Москве, температура, время, спасибо.

Я не верила до последнего, что сбудется эта поездка. И так же истово я не верила, что она закончится.

— Такое впечатление, что мы только загораем и бухаем…
— И вяжем!

Привыкаешь пересчитывать, сколько человек идет с тобой («Ну что, где там наши утятки?»). Привыкаешь, что всякое перемещение обсуждается минимум полчаса («Ну как обычно. Встали и давай разговаривать.»). Привыкаешь определять ветер ушами. И что любой хорош, кроме совсем попутного, главное — правильно вычислить угол лавировки, грота и стакселя («Это прическа в силе стаксель. — А колдунчики где?»). Кидать косточки за борт это вообще первобытное наслаждение. И стремительно отвыкаешь от цивилизации, стекла, куриного мяса, горячих ванных и замкнутых пространств. Уши просят ветра.

Из привезенных фотографий есть полсотни хороших. Этот текст, может быть, станет пояснениями в альбом. Нас ждет Ирландия. Вас, если вы дочитали до здесь, ждет Хорватия или другие марины других берегов. «За што нет?», как говорит наш шкипер.
Ничто не заканчивается совсем.
Но что-то начинается.
Навсегда.